– Планета как планета. Вика, это его первый спутник? – лежала Шила на кровати в одежде. Лицо отдыхало в потолок.

– Второй, – Артур, тоже в одежде, лежал рядом на груди, рука его легла на грудь Шилы.

– Я так и подумала.

– Почему?

– Сразу видно, он был разведён, первой женой, слишком сильно. Я всё время чувствую привкус воды в его словах. Потом мне стало его почему-то жаль, даже захотелось усыновить, но он слишком стар для сына.

– То есть Вика тебе понравилась?

– В общем, да. Мне кажется, она его очень ценит.

– Мы не ценим тех, кто нам не нравится. Между тем они тоже дорогие для кого-то, – начал умничать Артур.

– А как тебе Вика?

– Она немного не в себе, это ещё раз подчёркивает, что она наш человек, с такими есть о чём поговорить.

– Да. Она откровенна.

– А ты?

– Что я могу сказать о себе? Я добрая, ласковая, верная. Что касается моих недостатков, то без шампанского их не вспомнить.

– Шампанское – лакмус на недостатки. Только шампанского нет.

– Как же ты мне надоел. Я устала, давай разведёмся… хотя бы на время, – сняла она с себя руку мужа.

– Хорошо. На сколько?

– Поставь на 7 утра и не забудь, что завтра ты варишь кофе.

– Опять ты меня используешь.

– В конечном итоге все друг друга используют. Ты тоже можешь меня использовать, но только при одном условии.

– При каком?

– Чтобы я получала от этого удовольствие.

* * *

– Что у нас на сегодня?

– Ничего. Только ты и я.

– Погода ещё. Она отличная.

– Да, в такую погоду даже дома посидеть приятно. Или в ванной.

«Каждый мужчина – творец, он создаёт женщину, если она его вдохновляет. Бывает, и не получается ничего. А женщина остаётся рабочим материалом, а ты – виноматериалом, ибо виновен, или просто-напросто заливаешь свою неудачу», – регулировал я струю из-под крана, что пыталась пробить толщу воды и достать белое чугунное дно.

– Почему женщины так любят поспорить? – двигал я по воде пенку.

– Кто тебе сказал, что мы это любим?

– А что вы любите?

– Мужчин. А спор – это форма совращения, – чистила жена зубы, пока я лежал в ванной. Я смотрел на её голую спину и хлопковые трусики. «Да, я люблю её! Всё ещё люблю!» Потом спустился вниз. Шила была без тапочек и стояла на одной ноге, наступив на неё другой. Настоящая женщина: она не боялась потерять опору, она старалась сохранить тепло. От этих мыслей ставки моей любви поднялись ещё на несколько пунктов.

– Ты безусловно права, но ты же умная женщина, уступи! Зачем ты с ним споришь?

– Очень трудно тонуть, когда умеешь плавать.

– Это точно, – погрузился я с головой под воду.

Она часто делала всё назло врагам, замечая, что, когда врагов не было, даже дела клеились хуже. И приходилось их придумывать, врагов. Я был ближе всех, и я подходил под образ врага, как никто другой, потому что я её любил и в любом случае не смог бы нанести ей ущерба.

– Что-то ты мне не нравишься, – достала Шила мою голову рукой через минуту на поверхность. – Может, тебе не надо пить эту дрянь, – посмотрела она внимательно мне в глаза. Вернулась к раковине, сплюнула зубную пену, сполоснула рот водой, помыла щётку и воткнула её в стакан.

– Надо закончить курс.

– Который день уже без настроения.

– Хотел выспаться и не дали.

– Сегодня?

– Нет, вчера не дали, а сегодня не выспался.

– Бедненький. Хочешь, я тебе потру спинку?

– А ты умеешь?

– Ещё бы, – взяла Шила мочалку, брызнула туда гель и начала её пенить. – Мать всё время звала отца, и наоборот, потереть спину, когда кто-то из них принимал ванну, сейчас все как-то обходятся сами. Избушка-избушка, встань ко мне задом, а к лесу передом, – передразнила она меня. То же самое я говорил ей в постели, когда надоедала классика.

– О чём ты думаешь? – начала она тереть мою спину с особой нежностью. Будто была дежурной по классу, которая тщательно убирала с доски.

– Вспомнил очередь сегодня на мойку.

* * *

Беременность её была неспокойна, Шила нервничала при каждом удобном случае, иногда мне начинало казаться даже, что она получает от этого какое-то удовольствие, либо она пытается спровоцировать, из-за недостатка собственной энергии, чувств, любви. Она меня не любила в эти моменты. «Ты ничего не можешь». «Я не хочу рожать тебе ребёнка, ты не можешь решить ни одной, даже самой мелкой проблемы».

– Какой проблемы, Шила?

– Муравьи, они до сих пор бродят по нашей квартире, как по своей. А ты уже смирился. Как я могу растить ребёнка в таких условиях? Тебе же наплевать. Вот, полюбуйся, – показала она мне вещдок, который полз себе спокойно по стене.

– Пободаемся? – убил я муравья пальцем и попытался вернуть жену в чувства. Обычно эта игра помогала уладить конфликт, по крайней мере раньше помогала.

– С муравьями бодайся.

На следующий день я вызвал бригаду в химзащите, они залили всю квартиру какой-то отравой. Три дня мы жили у Марса. И это было как на другой планете. Марс с супругой жили за городом в своём доме. Оказывается, я напрочь потерял способность спать в других домах. Шила тоже. Она ворочалась, она просыпалась то и дело, откликаясь на любой звук, будь то шум тяжёлых шагов Марса или металлический звук щеколды в туалете. К тому же скрипели половицы лестницы всякий раз, когда кто-нибудь спускался вниз. Мы спали на первом этаже, хозяева на втором.

– Ты мог бы сказать им, что мне стоит труда уснуть, когда я просыпаюсь ночью от их бесцеремонности.

– Мы же в гостях, Шила.

– Я поняла. Ты ничего ради меня сделать не можешь.

– Ну, что ты хочешь, чтобы я сейчас пошёл в их спальню и начал разбираться, кто скрипит в ночи?

– Я ничего уже не хочу. Ничего, понимаешь.

В итоге я тоже не спал. Я лежал, уткнувшись в потолок глазами.

– Человек человеку – эгоист. За что мне такое наказание? Все люди как люди, счастливы даже. Что ты молчишь?

– Шила, а помнишь, как ты делала мне массаж своими щеками?

– Ты идиот что ли?

– Да, я до сих пор в тебя влюблён. Ты, кстати, тоже иногда смеёшься по ночам громко, – пытался я поднять ей настроение.

– Тебе показалось, я так плачу.

За окном по улице прокатился рокот. На хорошей скорости пропыхтел мотоцикл. Кто-то испытывал свои нервы на прочность, а заодно и нервы соседей.